поддержка
проекта:
разместите на своей странице нашу кнопку!И мы
разместим на нашей странице Вашу кнопку или ссылку. Заявку прислать на
e-mail
код нашей кнопки:
Для успешной охоты, умелой ловли быстрого и увертливого зверя борзая
любой породы прежде всего должна иметь соответствующее телосложение,
предусмотренное стандартами, а затем и целый ряд качеств - от чисто
физических до некоторой хитрости, сметки, а то и настоящей способности
соображать. Для спортивной борзой, которая скачет не на охоте, а на
кинодроме, участвуя в бегах, как в спортивном мероприятии, набор
необходимых качеств значительно ограничен, но и к ней предъявляются
серьезные требования.
Резвость - это самая главная, самая необходимая способность борзой любой
породы - от русской псовой и английского грейхаунда до английского
виппета, арабской слюгги, среднеазиатской тазы и киргизского тайгана.
Собака без резвости - не борзая. Резвость борзой - это такая быстрота ее
скачки, которая должна превышать быстроту зверя или хотя бы равняться
ей, чтобы, в крайнем случае, добавив к такой своей резвости
настойчивость и выносливость, борзая могла бы заловить зверя,
обессиленного долгой скачкой, превзойдя его силой (например, таза
способна взять джейрана после скачки на 10- 15 км)1.
Резвость борзой вырабатывалась веками, а вернее тысячелетиями, в
процессе направленного отбора. Пусть у древних пород борзых (слюгги,
салюки) этот отбор на первых порах у доисторического человека был
неорганизованный, не планомерный, но он все же существовал, и по мере
развития человечества, по мере роста его культуры этот отбор (а вместе с
тем и создание породы) становится все совершеннее. Примером такого
удачного и высококвалифицированного отбора может служить английский
грейхаунд, который достиг резвости, превысившей резвость всех ранее
созданных пород борзых. Только с борзой, обладающей настоящей резвостью,
возможна охота на быстрых зверей без помощи огнестрельного оружия,
только такая резвость придает охоте с борзой настоящую красоту, до
глубины души захватывающую борзятника. Нет охотников с борзой, которые
охотились бы только из-за добычи и не дорожили бы прежде всего полетом
борзой, неудержимо стремительным, страстным, полным удивительного
изящества и вместе с тем поражающим силой,- полетом борзой за зверем.
Нет охотников "лишь бы добыть" и среди немалого числа борзятников, для
которых охота с борзой - заработок; все они страстные, пылкие любители и
ценители и скачки борзой, и самой собаки. Первый этап добычи таких
зверей, как заяц и лисица,- так называемая "доскачка", т. е.
стремительная скачка, чтобы "достать" убегающего зверя, достигнуть самой
опасной для него близости, "доехать", как говорили борзятники, почти
вплоть. Чтобы это произошло, борзая должна быть резвее зверя, ибо он,
заметив преследование, отдает все силы, чтобы уйти от опасности. Зайцу
ноги должны помочь оторваться от погони и тем самым спастись; лисица,
чувствуя, что ее скорости не хватает для спасения, во всю прыть несется
к какому-нибудь бугру или балке, где есть лисьи или барсучьи норы; волк
изо всех сил старается убежать, потому что он, умнейший зверь, знает или
догадывается, что стоит ему задержаться в схватке с настигающей сворой,
как к драке подоспевает человек - для него самое страшное, что есть на
свете.
Доскачка - это подлинное состязание между борзой и зверем. П. Н.
Челищев, в прошлом владелец комплектной псовой охоты, писал: "Определить
быстроту доскачки борзой, т. е. резвость ее, временем, по секундам, до
сего времени еще не удалось никому, но не подлежит ни малейшему
сомнению, что персту или километр она делает в продолжение никак не
более одной минуты". Н. Н. Челищев был прав в +ом, что в России, а затем
в СССР еще не существовало определения резвости борзой. Близок к истине
он был и в своей простой глазомерной оценке быстроты этой собаки. Но
Николай Николаевич не знал, что на "бегах" борзых по искусственному
зайцу, которые уже давно популярны в Западной Европе и Северной Америке,
благодаря именно тщательной организованности этих состязаний, участию в
них собак многих пород и наличию секундомеров резвость борзой как псовой
(о ней одной писал Н. Н. Челищев)1, так и всех других пород давно уже
определена точными цифрами.
Особенно много занимались борзыми бегами в Англии. Там даже были
организованы состязания - дерби, как на конских скачках. Правда, дерби
устраиваются ежегодно только для местной породы Великобритании грейхаунд
(это те самые ко-, роткошерстные собаки, которые единично бывали в
псовых охотах русских помещиков под названием "английская"),
В книге К. Пржедзецкого "Борзые" даны сведения о победителях дерби с
1927 по 1972 г.
В 1952 г. победил на дерби кобель английской породы грейхаунд по кличке
Эндисс Госсип, проскакав 480 м за 28,5 с; значит скорость его можно
выразить так: 1 км за 59 с. Но не всегда на дерби такие высокие
показатели. Например, в 1928 г. кобель той же породы по кличке Бочер Эш
480 м покрыл за 30,48 с и стал чемпионом. Значит, он проскакал бы 1 км
за 1 мин 3,5 с; это один из слабых результатов дерби.
В швейцарском журнале "Друг борзой" (L'ami du levrier), который издается
на двух языках - французском и немецком, часто печатаются отчеты о бегах
борзых. В номере 52, вышедшем в ноябре 1968 г., помещен отчет о бегах,
состоявшихся в мае 1968 г. в Дюбендорфе. В этом документе есть данные,
позволяющие сделать сравнение резвости борзых разных пород (цифры2,
относящиеся к дистанции 400 м, приведены наилучшие по каждой породе):
русская псовая борзая - скорость 14,4 м/с, или 1 км за 1 мин 9,4 с;
грейхаунд (английская) - скорость 16,7 м/с, или 1 км за 59,9 с;
афганская борзая - скорость 12,8 м/с, или 1 км за 1 мин 19,1 с; слюгги
(арабская) - скорость 14,5 м/с, или 1 км за 1 мин 9,0 с.
Наиболее резвыми являются английские грейхаунды, способные развить
скорость до километра в минуту без надбавки секунд. Очевидно, не
напрасно российские помещики считали английскую борзую (грей) резвейшей.
Русская псовая на километре проигрывает грейхаунду несколько больше 9 с,
практически равна ей и резвость слюгги.
1 Челищев Н. Н. Борзая, ее воспитание и охота с ней. М Наши старшие
эксперты В. С. Мамонтов, Н. А. Сумарокова и Н. Н. Челищев (бывшие
владельцы комплектных псовых охот) отмечали, что в крупных псовых охотах
владельцы имели английских борзых (единицы), не взирая на их
непригодность для работы по волку.
Подтверждением выдающейся резвости тогдашних английских пород русскими
борзятниками может служить отчет о московских садках на резвость 19
октября 1890 г. и о петербургских садках 27-29 октября 1890 г. ("Природа
и охота", ноябрь, 1890, с. 66-92). Автор отчетов скрылся за литерами NN.
В программе московских садок по русаку были состязания сук разных пород.
Участвовали 8 собак - 4 псовых и 4 английских (попарно). Победили все 4
английские - Стрелка Д. Б. Голицына, Арабка и Слава его же и Искра П. П.
Голицына. В садке для кобелей и сук по второй осени также разных пород
скакал один псовый кобель Награждай В. Н. Чебышева. Ему пришлось
состязаться с английской сукой Метелью С. Н. Глебовой, выиграла Метель.
Были и другие садки на призы для разных пород, и все выиграли английские
собаки. И вполне законным было замечание составителя отчета, что
"владельцы псовых пока избегают встречи с "английскими" и что "многие из
них предпочли участвовать в петербургских садках, где были... ценные
призы для псовых отдельно от английских". Показательно и то, что па тех
же петербургских садках в состязании на приз для всех пород участвовали
только английские и хортые и не было ни одной псовой борзой.
Превосходство грейхаундов в резвости в XIX столетии было общеизвестно и
неоспоримо. То же приходится видеть и в XX в. Однако непревзойденная
злоба русской псовой борзой к волку и ее безграничная отвага в борьбе с
этим хищником создали ей великую славу.
Арабские слюгги практически не резвее псовой, по волку не работали и для
русских псовых охотников не представляли никакого интереса.
Особо высокая резвость грейхаунда неоспорима, хотя встречаются люди,
убежденные в обратном и считающие русскую псовую борзую резвейшей
породой, непобедимой в любых состязаниях с борзыми всех других пород.
Вера в свою отечественную русскую породу, защита ее приоритета похвальны
как проявление здорового патриотизма. Только вот, к сожалению,
приходится признать таких поклонников русской псовой недостаточно
осведомленными относительно достоинств нашей породы, а потому и не очень
компетентными. Русская псовая прославилась своей работой по волку (об
этом в дальнейшем будет сказано немало), но в отношении резвости, если
она и уступает грейхаунду, то, во-первых, тут ничего позорного нет, и,
во-вторых, для первенства грейхаунда есть причины.
Русская псовая борзая вот уже много веков, работая на охоте в России,
добывала себе ту резвость, которая требовалась именно для охоты. При
этом, когда в первые века русского государства, еще более многолесного,
чем теперь, ей приходилось ловить зверя на нешироких открытых местах,
сплошь да рядом на небольших лесных прогалинах, на нешироких полях среди
лесов, она с успехом ловила накоротке и обладала необычайной "ируткостью",
как тогда говорили, да еще знаменитым "броском". От нее тогда не
требовали резвой скачки на большие расстояния (например, километр, а то
и больше), а когда с развитием русского хлебопашества, да и вообще
сельского хозяйства лесов стало много меньше, а полевые пространства
стали несравненно шире, русская псовая борзая приобрела способность
дальней скачки с такой резвостью, которая много ли, мало ли превосходила
резвость зайца, не говоря уже о менее быстрой на бегу лисице.
Единственно кого наша псовая не превзошла своей резвостью, это матерого
волка. И это произошло не потому, что резвость псовой борзой нельзя было
поднять на эту высшую ступень, а потому, что вся система псовой охоты по
волку не требовала с нашей борзой длительной скачки в угон, а строилась
на перехвате зверя "впоперечь", а то и почти встречном.
Если для выработки у русской борзой повышенной резвости и более долгой,
чем прежде, скачки потребовалось подмешивание в породу крови других
пород - горки и крымки, - то это нисколько не порочит русскую псовую
породу, ибо в любой отрасли животноводства добавление в породу крови
другой породы - прием, множество раз испытанный, узаконенный и
проверенный.
Почему же все-таки резвость грейхаунда выше, чем у русской псовой?
(Кстати, эта английская порода выведена из смешения нескольких пород.)
Вряд ли трудно понять, как достигнута эта исключительная резвость. Ведь,
если русская псовая борзая создана для охоты на разных зверей, то ей
была необходима не только резвость. Для ловли зайца нужна была еще
отменная зоркость, чтобы не затерялся он от преследования в степных
травах, в полевых сорняках; нужна была и ловкость на угонках (по
Челищеву "изворотливость"). Для работы по лисице, кроме резвости, нужна
та же изворотливость, ведь лисица- настоящий мастер увиливать на
угонках, да и злоба тут требуется, ведь лисица-то как-никак хищный
зверь. А волк? Какая отчаянная ненависть, беззаветные злоба и отвага
нужны собаке, вступающей в борьбу с этим хищником, действительно
страшным для собачьего рода!
Русские псовые охотники готовы были мириться, если надежный злобач был
не очень резв. А грейхаунд? Давно уж он не видит охоты, давно не волнуют
его угонки и поимистость. От него требуется только резвость, да
стремление скакать за воображаемой добычей. И вся работа заводчиков этой
спортивной собаки и самих спортсменов сводится к достижению наибольшей
резвости, да, пожалуй, и некоторой силы и настойчивости, чтобы
собака-спортсмен не слабела после первой же скачки, да нужны еще
привычка и, пожалуй, вкус к состязаниям, стремление обогнать соперников.
Когда цель, в конце концов, одна - резвость, и ничто не может ее
заслонить - ни злоба, ни ловкость на угонках, ни поимистость, такой цели
проще достигнуть. Нечего говорить, англичане умелые животноводы, и не
удивительно, что добились своего, вывели резвейшую борзую.
Но охотнику Советского Союза гораздо дороже своя русская порода - и
страстная на охоте, и обладающая отличной резвостью, и ловкая на ловле
зверя, и иной раз способная проявить недюжинную сообразительность, да ко
всему этому еще н терпеливая к суровому климату и капризам погоды.
А что такое резвость матерого волка, мне пришлось видеть в хмурый день
октября. После саратовских испытаний по вольному зверю как-то в начале
50-х годов мне вместе со вторым судьей (тогда это название
практиковалось на испытаниях) П. Л. Романовым удалось выкроить денек для
охоты. Лошадей и борзых (конечно с дипломами по зайцу) дал нам
заведующий Энгельсским питомником, каждому по две собаки.
Ездили мы не близко от питомника, в местах, которых не коснулись
проведенные испытания борзых по вольному зверю (русаку). Степь тут была
непаханная, были участки ковыля, были и полынники и порядочные заросли
бурьянов. Наши надежды на то, что здесь, где зайца в последние дни не
беспокоили, мы легко найдем русаков и потравим досыта, не оправдались.
Ездили мы час, ездили и другой - и ничего не подняли.
"Черт его знает", - сказал Романов, - может, русак непогоду ждет,
забился в бурьяны. Да ведь в гуще, если и поднимешь его, как ты борзым
покажешь? Разве только взять малый островок соров Если выскочит седой,
сразу за ним рвануться на чистое, чтоб собаки пометили, пока не удалел".
Так и сделали. Въехали мы в гущу бурых сорняков, зашумел, захлестал по
лошадиным ногам бурьян, хотя ехали мы, выбирая просветы, чтобы борзых не
задерживали ременные своры, путаясь в жестких стеблях. И вдруг впереди
зашумела чаща бурьяна, поднялся зверь - не чета русаку! Волк!
Тут и борзым показывать не надо, сами не слепые. Рванулись наши собаки,
даром, что по волку не притравлены. Тут, конечно, действовал главный
инстинкт борзой: "бежит - догоняй!".
Волк, выскочив на чистое, сразу стал нам понятен: "матерый!" Он поскакал
полынным пустырем, раскинувшимся несколько отлого, вниз, к балке. Все
четыре наши борзые, сброшенные со свор, помчались во всю свою резвость,
не щадя сил. Мы с Романовым поскакали во весь мах. Скакали, а травля
была видна нам, как на ладони. Борзые мчались, как могли, и нельзя было
не понять, что отдают все, что могут,- впереди скакал серый Хан,
остальные растянулись цепочкой. А волк скакал как-то мешковато, казалось
даже, что скачет не спеша. Можно было только понять, что его словно бы
редковатые скачки уж очень широки. Но все же было странно видеть, как
зверь своим неторопливым, как будто даже неловким скоком уверенно уходит
и уходит от погони. Сначала между ним и собаками просвет был совсем
небольшой - ну, метров тридцать..., но он рос и рос, и, хоть не верь
глазам своим, - когда волк скрылся в кустах по краю балки, - собакам
оставалось до него метров сто!
Травля кончилась. Мы остановили коней, поджидая бегущих назад собак... А
что было бы, если бы догнали?
- Да ни одна не притронулась бы...
Борзые собаки одной породы, разумеется, имеют резвость неодинаковую:
одни быстрее, другие менее быстры. У русских псовых охотников прежнего
времени была своего рода классификация собак по резвости. Тогдашние
борзятники определяли способности собак словами: наглая или лихая,
резвая, скачущая по охотке и, наконец, тупица.
Наглая - это собака, не дающая пощады зверю при всяких условиях грунта и
времени года. Наглая не щадит себя и догоняет и ловит зверя так, словно
бы это не стоит ей огромного напряжения. При доскачке наглой зверь
кажется как бы остановившимся, так быстро сокращается расстояние между
ним и собакой.
Резвая-это собака, также имеющая все лучшие качества борзой, но работает
не до самозабвения. От резвой зверь почти никогда не спасается при
условии удобного грунта и в благоприятное время (погоду). Резвые собаки
бывают прут-кие (пылкие) и тягучие. Пруткие сразу развивают всю свою
необыкновенную быстроту, но зато этой быстроте они сразу отдают почти
все свои силы. Считалось (с полным основанием), что пруткая собака
хороша и ценна на коротких расстояниях, в лесистых местах. Н. Н.
Челищев, вообще боготворивший русскую псовую борзую, считал, что "сердце
у такой пруткой собаки должно быть соколиное". Резвые, но тягучие
собаки, обладающие достаточной быстротой, чтобы догнать зверя, но не
столь жадные до него и менее пылкие, приходится признать, лишены тем
самым очень ценных свойств борзой. Тягучие менее дороги охотнику, хотя
даже бывает, что они добычливее прутких. Они меньше увлекают своей
ловлей, так как большей частью берут не подлинной резвостью, а силой,
вымучивая зверя.
Скачущие по охотке-это собаки просто упрямые. Их скачка непостоянна.
Один день они показывают настоящую резвость и даже лихость, а на другой
- не желают скакать. Все зависит от настроения. Но бывают в этой
категории борзых и такие, поведение которых зависит от какой-нибудь
скрытой болезни. Это обстоятельство охотник должен раз?й-дать, чтобы при
возможности помочь борзой.
Тупицы - собаки, неспособные догнать резвого зверя. Ими прежде иногда
травили прибылых, совсем еще некрупных волков, если, конечно, у такой
тупицы была злоба к зверю. Современному охотнику тупую борзую держать не
имеет смысла.
Стоит отметить, что, так сказать, в массе суки резвее кобелей.
У тазы и тайгана есть свои особенные виды резвости. При охоте на сурков,
обычно пасущихся вблизи своих нор, охотник (казах или киргиз) должен
суметь незаметно подкрасться и подвести с собой собаку (ее обучают
подползать). И когда он рассчитает, что зверек удалился на такое
расстояние от поры, что борзая успеет в несколько прыжков догнать его,
не дав нырнуть в нору, охотник приказывает собаке, и та бросается с
такой скоростью, которая может сравниться разве только со знаменитым
"броском" русской псовой борзой.
Наряду с этим при охоте на копытных (на джейрана или сайгака)
среднеазиатские борзые должны были преследовать зверя с самой большой
скоростью, на какую способны, да еще выдерживать быстрейшую скачку на
несколько километров, чтобы ослабить зверя и заставить сдаться.
Жадность к зверю в старину имела еще и другое название - "сердце", то
сердце, о котором говорят: "от всего сердца", "в сердцах" и т. п.
"Жадность к зверю" - таких слов теперь не услышишь. А это неправильно.
Ведь жадность к зверю, страсть к поимке его - это серьезный двигатель
борзой, немалая сила, бросающая собаку в неистовую погоню и заставляющая
к тому же хватать и ловить зверя. Именно теперь нужно бы вспомнить эту
"жадность к зверю", которая терялась и угасала, когда почти все наши
чистопородные псовые борзые были вынуждены забыть об охоте.
А к чему это вело, пришлось мне не раз видеть на испытаниях борзых.
Особенно характерным примером может служить псовая сука Зазноба В. К.
Амелунг. Эта собака сохранила благодаря тренировкам выдающуюся резвость.
Помню, как по матерому русаку, вскочившему метрах в 60-70 впереди, она
легко обошла других собак своры, в которую была поставлена. Любо-дорого
было глядеть, как уверенно и быстро Зазноба спела к русаку и круто
угнала его. Это дало возможность мне и Амелунг1подскакать наперерез
травле и видеть дальнейшее с полной ясностью, не веря глазам своим.
Быстро справившись на угонке, Зазноба вновь настигла русака. Не пытаясь
схватить его сзади, она поравнялась как-то так деликатно, что русак не
принял это всерьез, не бросился в сторону, а продолжал бежать к
недальнему лесочку. Так он и домчался до леса, словно под конвоем
Зазнобы, которая скакала рядом с ним, как конь в дышловой паре. И
несмотря на отчаянный крик хозяйки, на ее неумолкаемое атуканье, Зазноба
не сделала ни одной попытки схватить русака. Добежал он до кустов на
опушке леса и скрылся в нем...
Вот что значит потеря жадности к зверю. С жадностью к зверю Н. Н.
Челищев в книге "Борзая" связывал еще два свойства борзой: пруткость -
исключительную резвость накоротке и бросок. В настоящее время термин
"прут-кость" ушел из обихода борзятника, и редко различаются борзые "пруткие"
и просто "резвые". Но о броске, который искони считался свойственным
только русским псовым и английским борзым (грей), приходится слышать
споры: есть ли вообще бросок или его нет.
В 80-х годах XIX в. Г. Д. Розен писал: "Бросок присущ лишь русской
псовой борзой собаке. Определить в двух словах бросок нельзя. Если вы
заметите, что ваша собака, находясь в близком расстоянии от зайца,
бросится к нему, как пуля, и убьег зверя грудью или покатится с ним
через голову, это значит, что у нее есть бросок. В этот момент нельзя
видеть, что делается с собакой, все происходит так быстро, что ног у
собаки не видно, как говорится. Это удар молнии, выстрел, что-то
сверхестественное. Слов нет для описания настоящего броска псовой
собаки,- это может лишь инстинктом понять один истый псовый охотник"1.
Н. Н. Челищев уточнял описание броска: "Бросок это не есть один скачок,
а совокупность нескольких молниеносных скачков подряд. Бросок делается
собакой в то время, когда расстояние между нею и зверем достаточно
сократится, обыкновенно метров до 20. Глазом нельзя уловить, как она
проносится эти последние 20 метров а иногда и более, и только можно
видеть, как она поймает зверя или, промахнувшись, проносится с такой
стремительностью, что нередко не удерживается на ногах и катится колесом
через голову...
.. .без броска не может быть эффектной ловли и поимки... Чтобы обладать
броском, собака должна обладать, помимо могучего сердца, стальными
мускулами, и эти-то мускулы дают ей возможность быстро справляться на
угонках, и отсюда же вытекает новое ее качество - "изворотливость".
Не только Г. Д. Розен и Н. Н. Челищев, но и П. М. Губин, и П. М.
Мачеварианов, и буквально все прежние корифеи псовой охоты, писавшие о
ней книги и статьи, считали наличие у псовой борзой броска безусловной
истиной. Не нам, современным ценителям борзой, оспаривать утверждения
прежних псовых охотников. Сколько охоты и работы борзой видели они и
сколько удается видеть нам? Как много собак видели они в своих охотах да
и какие возможности имели они для изучения способности своих борзых!
Возможности очень большие, а у некоторых владельцев огромных псовых охот
-почти безграничные.
Правда, современные эксперты, работающие на испытаниях борзых по
вольному зверю, оценивают работу многих собак, но как оценивают? Каждую
борзую лишь по одному зверю. А ведь даже лихая, "наглая" борзая может
сработать плохо и проводить зверя, как форменная тупица.
Можем ли мы отвергать бросок? Но если не можем отвергать, но и не видим
его, как быть? Впрочем, в последние годы на некоторых удачных травлях
как будто можно говорить о реальном броске. И если он восстанавливается,
то, конечно, не без причин. В годы после Великой Отечественной войны (с
конца 40-х и начала 50-х годов) псовая борзая стала восстанавливаться у
нас как охотничья собака. Немало псовых борзых находятся теперь в руках
настоящих борзятников и стали работать на охоте по-настоящему (например,
в Волгоградской и в других областях).
Всеобщая убежденность борзятников старого времени в существовании броска
у русской псовой борзой не позволяет и нам, теперешним ценителям этой
породы, не верить в бросок. По мере восстановления псовой борзой и ее
замечательных качеств мы, хоть и не часто, но видим при травле такие ее
порывы, что приходится считать их очень близкими к броску, описанному Н.
Н. Челищевым, Г. Д. Розеном и другими авторами- современниками
комплектных охот.
Но признавая бросок только у русской псовой породы, правы ли эти авторы?
Если и английская борзая (грейхаунд), и крымки с горками признавались
старыми борзятниками более резвыми, чем псовая, то как отказать этим
породам в наличии у них броска?
В этом отношении представляется значительным высказывание К. М. Эсмонта.
Он был не только кинологом, но и страстным охотником; прожил жизнь на
Дону и на Северном Кавказе, много охотился с местными борзыми, приобрел
огромный опыт по испытаниям местных борзых по вольному зверю и знал
хортых и степных борзых досконально.
В статье "Хортые и степные борзые на Дону" он пишет: "На испытаниях,
которые обычно проводят у нас в октябре, собаки выступают без всякой
подготовки и все же показывают очень хорошую резвость. Как хортые, так и
степные борзые способны, завидев зверя, развивать ошеломляющую его
скорость. Мало этого: заметив, что зверь стремится спастись в
полезащитной лесополосе, борзые на последних 15-20 метрах перед полосой
берут его без угонки таким стремительным порывом, за которым невозможно
уследить. Очевидно, лесные посадки заставили собак... выработать ту
вспышку скорости, которая у псовых борзых называется броском. Это новое
качество местных борзых уже начинает передаваться по наследству, иногда
его проявляют даже первоосенники".
Из выводов К. М. Эсмонта можно заключить, что у всякой ловчей собаки,
имеющей огромную резвость, есть и бросок.
Ловкость на угонках (по Н. Н. Челищеву "изворотливость"). Угонкой
называется момент, когда заяц или лисица, настигнутые борзой, бросаются
в сторону, а собака, как бы промахнувшись, проносится мимо. Чем быстрее
она справится после угонки, тем труднее зверю отделаться от нее и тем
больше у нее надежды на успех. Редко удается борзой поймать зверя без
угонок, поэтому ловкость на крутых поворотах очень важна. Это свойство
при наличии известных физиологических качеств так же, как и умение
ловить, более всего развивается у борзых практикой.
Поимистость - способность поймать зверя. Нередко это врожденное свойство
собаки. Есть борзые, которые "бьют и бьют зверя на угонках", а заловить
долго не могут. Бывает, много поскачет борзая на охоте,- ну и научится
ловить. Но встречаются и такие собаки, которым никакая практика, никакой
опыт не помогают,- так и остаются они непоимистыми.
Однако непоимистую, но по-настоящему резвую борзую не следует браковать.
Пусть она угонками не дает хода зверю, а ее напарница, хотя бы и "тупица",
ловит. В настоящее время, как было и прежде, немногие борзые ловят в
одиночку, поэтому большинство борзятников и теперь либо держат по 2- 3
собаки, либо несколько товарищей, имеющих по одной борзой, охотятся
вместе. Понимающий борзятник больше всего дорожит своим главным резвачом,
хотя бы и не очень поимистым. Выработка поимистости у всех борзых -
важная задача племенной работы.
Зоркость -это не только отличное зрение, но и неослабевающее внимание, и
умение мгновенно заметить зверя, где бы он ни вскочил. К зоркости
относится также и способность не потерять зверя на скачке, в высокой
траве, оврагах и т. п. Зоркость борзой позволяет ей заметить зверя на
таком большом расстоянии, на каком собаки других пород его не разглядят,
а человек увидит лишь если у него с собой бинокль. Зоркая борзая иногда
в бурьянах преследует зверя, не видя его, а лишь догадываясь, где он
бежит по колебаниям верхушек травы или по его мельканию изредка в
куртинах бурьяна или тростника на пересохших болотинах. Зоркостью
высокой степени обладают в особенности энергичные, сильные собаки,
которых не может утомить постоянное строгое наблюдение за полем до
появления зверя, а тем более их не затруднит наблюдение за зверем во
время скачки, старание не упустить его из поля зрения или ловить
малейшие признаки его движения, если он будет скрыт растительностью или
складками местности. Лучше любых описаний и объяснений даст понятие о
зоркости пример из жизни.
Октябри 60-х годов я отдавал испытаниям борзых по вольному зверю в
разных полустепных и степных областях. А тот характерный случай был в
Ульяновской области... Испытания шли по порядку, день за днем, и в
предпоследний день одна хортая сука начала свою работу отлично, но
довести ее до конца так же хорошо ей не удалось. Работать ей пришлось в
паре с кобелем другого охотника. Равняжка, в которой шли полями две
полные своры по три собаки и эта пара, двигалась по широкой стерне, а
ограничивали поле спереди и справа балки, поросшие кустарником.
Прямо против пары, в которой шла та хортая, поднялся матерый, уже
наполовину выцветший русак. Хозяин Лерки, высокий, плотный Петраков, и
Пшенкин, владелец Разлета, напарника Лерки, сбросили собак со сворок, и
обе заложились по русаку, катившему стерней, как по столу. Лерка
оторвалась от туповатого Разлета и, показав отличную резвость, на первых
же полутораста метрах швырнула зайца угонкой вправо. Пока Разлет срезал
угол, Лерка вновь насела на русака и дала ему еще угонку. К этой угонке
Разлет подоспел, да так неладно, что со всего разгона ударил грудью
Лерку, сбив ее с ног. Сука так и покатилась по стерне, да еще с визгом.
Пока она выправлялась, русак уже подкатил к балке и буквально из-под
носа у резвой Лерки скрылся в кустах.
По этой скачке мне и моему товарищу по судейству нетрудно было судить о
ценности Лерки, но особенно высокий диплом не дашь,- русак-то ушел! Ну и
дали мы ей диплом III степени, расстроив Петракова, который, видно,
хорошо разбирался в работе борзых, высоко ценя свою суку.
Петраков просил пустить Лерку еще раз. Мы рады были бы исполнить эту
просьбу, да еще оставались неиспытанные собаки. У того же Петракова были
записаны на испытания два кобеля-первоосенника - сыновья Лерки. Ну я и
пообещал дать Лерке еще работу, если останется время; второй судья
кивнул.
На следующий день было выведено на испытания восемь собак, две сборные
своры (собаки разных владельцев) и пара петраковских молодых. Девятой
повел Петраков уже расцененную Лерку. Переиспытать ее стоило. Но как же
владелец станет водить свою тройку в полях и как, пустив молодых
работать, удержит Лерку? - Ничего, ничего! Молодых на своре поведу, а
Лерку сзади к поясу привяжу, да ведь она умница, послушная.
.. .Две своры отделались быстро по прибылым русакам. Одного поймали, а
другому повезло: скрылся в убранном подсолнухе, будылья которого
подорвали резвую скачку. Затем, как это случается на каждых испытаниях,
долго искали зайца впустую. Наконец мы с Петраковым попали на поле
свекольника, лишь начатое уборкой. День был воскресный, и люди отдыхали,
а на поле было пестро: где свекольник не тронут, где свекла в кучках.-
не успели вывезти, где голые площадки. Тут и поднялся русак, как
говорится, "из молодых да ранний" - довольно крупный, но еще весь серый.
Поднялся он недалеко - метрах в двадцати, но отпускать его было
невозможно - он скрылся бы в свекловичной ботве. Второй судья, верховой
как и я, ехал стороной. Совещаться - зайца упустить. И я скомандовал
Петракову: "Пускай!". Молодые даже с визгом рванулись за русаком, но,
проскакав каких-нибудь полсотни метров, потеряли зайца. С лошади мне
было видно, как он то появлялся, где ботва была реже, то скрывался в
ней. Ну ладно- я видел сверху, с коня, а как ухитрялся следить за
русаком Петраков? А он все старался ободрить неопытных кобелей,
беспомощно совавшихся туда-сюда.
Петраков взмолился:- Давайте, пущу!
Это он о Лерке. Да чего пускать? С подъема - и то не могла видеть.
Взглянул я на нее, а она воззрилась куда-то и натягивала веревку...
Неужели что-то видит, улавливает?
- Пускай!-скомандовал я.
Пока он развязывал затянувшийся узел, вовсе уж загораживая от Лерки
воображаемый путь зайца, тот выбрался из свекольника на стерню метрах не
меньше чем в сотне от нас и помчался на изволок, став там на
затравянелый межник, отделяющий взмет от хорошо зазеленевшей озими.
Наконец узел развязан, и Лерка вихрем помчалась по свекольнику. Не успел
бы и ахнуть, как она - вон уже на чистине, вон взлетает на межник... И я
просто не знаю, то ли хор-тячка была невероятно резва, то ли заяц там на
пологом подъеме считал себя уже в безопасности, но она после столь
дальней доскачки приспела к русаку и, бросив его угонкой на пашню, сама
очутилась там... Русаку, видно, неудобно было скакать по пластам, и он
повернул к славному межнику. Как сумела Лерка, не знаю, может быть,
кроме резвости, она была и мудра, но не успел заяц проскакать межником
два-три десятка метров, как очутился в зубах у собаки.
Ну, за такое чудо не жаль дать и диплом первой степени! В этой скачке
хортой суки была и лихая резвость, были и отличная изворотливость и
сметка. Но главное, что показала прекрасная борзая,- это была
поразительная зоркость.
Сила необходима для резвой скачки. Недаром же у настоящей охотничьей
рабочей борзой мускулы на бедрах (черные мяса) и на плечах выпирают
буграми. А мало ли силы нужно борзой тратить на крутых поворотах угонок?
Одно только торможение с полного карьера, одно, хоть на миг, прекращение
отчаянной скачки требует силы и силы. И не случайно, что борзые тем
меньше проносятся на угонках, чем богаче их мускулатура. Да и для самой
скачки, для бросания своего тела на огромные прыжки тоже необходима
очень большая сила.
Вот и развивалась, веками нарастала в породе огромная мускульная сила,
без которой, конечно, вовсе невозможна была бы схватка нашей псовой
борзой с волком, не то что с матерым, но и с нормальным переярком. Да
ведь и прибылой волк тоже не какая-то лисица или собака, это зверь, к
октябрю набирающий уже немалый вес, немалую мощь; большая сила не
помешает борзой. Пусть наша борзая теперь уже не работает по волку, но
та сила, которая собиралась в псовой породе для борьбы с волком, есть,
пусть она скрытая, и собака пользуется ею на любой охоте.
Но и сама поимка даже такого зверя, как заяц, лисица, сурок и другие,
тоже требует силы куда большей, чем при работе легавой, хотя любой
охотничьей собаке необходимо обладать силой и сильно развитой и
натренированной мускулатурой.
Нестомчивость (неутомимость) - качество, необходимое борзой, с которой
охотятся. А приобретается оно постоянной работой, тренировкой. И нет его
у борзой со слабой, неразвитой мускулатурой, нет и не может быть, так
как слабая борзая не выдержит надлежащей тренировки и перестанет
скакать, отстав от лошади или велосипеда, на которых охотник ездит со
своей собакой или собаками на тренировки. Может и сильная, хорошо
выращенная и натренированная борзая стать стомчивой. Это произойдет,
если она долгое время проведет на лежке без охоты, без тренировки по
болезни ли, по небрежности ли хозяина.
Если эта собака настоящая борзая, пристрастная к охоте не хуже самого
охотника, ее хозяина, то взятая на охоту без соответствующей подготовки,
она, завидев в полях побудившегося зверя, рванется за ним со всем
азартом и даже, может быть, с присущей ей резвостью. Но, проскакав
каких-нибудь сто-полтораста метров, словно бы отупеет - и куда денется
ее лихая резвость! Протянется она сколько-нибудь уже тупо, да и вовсе
остановится, провожая глазами уходящего зверя.
Борзая, об охоте с которой хозяин не забывает, а в неохотничий сезон
помнит о необходимости постоянной тренировки, крепка настолько, что 3
дня изо дня в день готова скакать со всей своей резвостью, со всей
жадностью к зверю. Скачет и остается веселой даже к вечеру. Конечно,
случаются дни охоты, особенно перегруженные работой,- то ли часто
попадается зверь, то ли обстоятельствами требуются дальние скачки,- но и
в трудных условиях хорошо натренированная, не-стомчивая борзая способна
активно работать на охоте хотя бы 2 дня.
Настойчивость - необходимое качество хорошей борзой. Настойчивость - это
упорство в преследовании зверя, сколько бы зверь ни увертывался на
угонках, как бы ни старался он отделаться от борзой, становясь невидимым
в густых и довольно высоких бурьянах или неубранном свекольнике или иной
растительности.
Бывает в полях, что матерый резвый русак, несколько оторвавшись от
борзых в сорах, вылетит на шоссе или грейдер с хорошо накатанными
гладкими колеями, да став на такую колею, еще наддаст ходу и, пока
борзые выскочат из путаных зарослей к этой дороге, он укатит по ней так,
что уже чуть виден. Ненастойчивая, в особенности неопытная борзая может
тут бросить преследование зайца, очевидно, посчитав его безнадежным. Но
по-настоящему настойчивая собака не смутится неблагоприятными
обстоятельствами и, выскочив на дорогу, полетит за зверем, па первых
порах даже не в силах сократить разрыв. Но потом, когда русак от
встречной автомашины метнется опять в поле, такая борзая, не упустив
благодаря зоркости этот выигрышный для нее момент, добьется своего и,
насев на зайца, измотает его угонками и заловит.
От такой настойчивой борзой уход зверя, конечно, возможен - мало ли что
может еще помешать собаке, но это с ней случается нечасто.
Рыск - манера собаки держаться возле охотника. Для этого термина
понятного заменителя нет в разговорном языке. Одни борзые во время езды
с ними верхом на лошади или хождения пешком постоянно стремятся быть
впереди или рядом с охотником (у стремени). Такой рыск называется
передним. При таком поведении борзая всегда готова к действию, т. е. к
скачке за зверем, так как собаке, бегущей или идущей под рукой, всегда
легко указать поднявшегося зверя. Подлинно в переднем рыску, т. е.
впереди охотника, борзые могут быть без своры. Но если таких собак
приходится брать на свору, они никогда но потянутся назад, а всегда
будут проситься вперед и при необходимости быстро передвинутся,
например, наперерез замеченному зверю. Они ие помешают охотнику сделать
маневр, даже если он поскачет галопом. Они никогда не свяжут его,
упираясь всеми четырьмя ногами, так как понимают, что зверь где-то
впереди. Такие так называемые "рыскучие" борзые, если им не удалось
поймать зверя, и он скрылся в кустах балки или в лесу, немедленно
возвращаются к охотнику во все ноги и таким образом не оставляют его в
неопределенном положении, ведь из-под пего может побудиться новый зверь.
Это очень важно, особенно если охотник едет (идет) местами, где
рассчитывает травить не одну лису. Да ведь досадно упустить без травли и
русака.
Передний рыск присущ породным псовым борзым и обязателен для тазы и
тайгана, которые, как правило, сами находят и поднимают зверя.
Несомненно, правилен порядок, выработанный охотниками Казахстана,
Туркмении и других среднеазиатских республик, требующий, чтобы борзая
рыскала впереди. Особенно это важно, когда в охоте участвует беркут.
Передний рыск связан с охотничьей страстью борзой (жадностью к зверю),
что лишний раз подчеркивает важное значение этой страсти (жадности).
Наиболее характерен передний рыск для борзых с наивысшей резвостью,
"наглых", "лихих".
Встречаются, впрочем, и среди очень резвых борзых собаки, не имеющие
этого ценного свойства, что может причинять охотнику постоянные
неприятности. "Нерыскучие" борзые без своры обычно далеко отстают от
охотника, а взятые на нее, тянутся на ошейниках, и их приходится чуть ли
не тащить за собой. Зверя им показать трудно, и для них доскачка по
зверю, поднятому самим охотником, оказывается более далекой и,
разумеется, более трудной. С такими собаками можно ездить лишь шагом или
ходить замедленно. А о том, чтобы, пользуясь конем, быстро
переместиться, лучше и не думать, а то еще, упираясь, попадут они коню
под задние ноги, и он покалечит их вовсе не по злости своей. Подобных
собак раньше называли "задними" или "тупыми". В прежние времена в
больших комплектных охотах этих "задних" старались не держать и сбывали
на сторону.
Злоба - это смелость и готовность к борьбе с хищным зверем. В прежнее
время от псовой борзой требовалась очень сильная и грозная злоба для
работы по волку. На другие породы в европейской части России это
требование не распространялось, так как считалось, что ни хортая, ни
крымская и горская борзые (нынешняя южнорусская вислоухая) для охоты на
волка не пригодны. Современная злоба русской псовой борзой значительно
скромнее, и запросы охотников очень умеренны. Теперь злоба считается
достаточной, если борзая (любой российской породы) хорошо берет лисицу.
Работа по волку если и бывает теперь, то это случайность. Отдельные
собаки русской псовой породы, оказавшись в необходимости как-то
противостоять волку, вступают в борьбу с ним и даже небезуспешно, но
такие случаи более чем редки, и опираться на них, видеть в них возврат
былой злобы и беззаветной отваги былых героев псовых охот не следует.
Между тем, отдельные любители борзых выступают за возрождение охоты с
русскими борзыми на волков, вовсе не считаясь с реальностью и не думая о
том, как же практически исполнить замысел столь сложный. Злоба к волку
тогда была настоящим, могучим качеством русской псовой борзой, когда она
была присуща всей породе. И ныне злоба могла бы возродиться, если бы
работа над этим возрождением была предпринята во всей породе. Псовая
борзая теперь разбросана небольшими группами по множеству областей и
городов. А ведь говорится "что город - то норов": где-то борзятники
захотят биться над этим делом, где-то не захотят...
Возродить борзую, злобную к волку, если это было бы необходимо, а
значит, и должно, сумели бы советские охотники. Однако нужды в охоте с
борзой на волка нет, так как кроме старых надежных способов облавами с
применением привады и флажков и других, теперь появились новые, куда
более эффективные: с самолета и вертолета, с аэросаней, а если все же
заняться обратным привитием злобы целой породе, то нельзя упускать из
виду, каких больших денежных затрат это будет стоить.
Приведу пример прежней очень сильной злобы псовой борзой к волку. На
садках на злобу 28 октября 1890 г. в Петербурге работала пара русских
псовых борзых С. М. Медведева - Любезный и Вихра (обе - собак С. С.
Кареева2). Когда вели собак, то один из борзятников придерживал
Любезного за зад. Причина этого была в том, что Любезный слишком хорошо
знал садочную обстановку и, завидев ящик с волком, так тянулся, что
хрипел. Чтобы он не задохнулся, борзятник и сдерживал его за зад и не
давал рваться вперед.
Волк, посаженный своре Медведева, пошел с места хорошими ногами. Первой
подобралась к нему Вихра и подернула его, а спевший сзади Любезный сразу
поместился в шиворот и очень эффектно приподнял волка кверху; взяла и
сука, но как только навалился охотник, она оторвалась; зато с Любезным
пришлось повозиться долго, пока удалось оторвать его от волка... На
следующий день Любезный был пущен в одиночку.
Вывели его так же торжественно, как накануне: один борзятник вел на
сворке, а другой удерживал за зад... К посаженному волку Любезный спел
хорошими ногами. Живо подобравшись к нему, положил зверя, но не удержал
(что, конечно, всегда может случиться). Вторично взял по месту и по
обыкновению, приподняв волка, стал трепать. Волк был принят. И, конечно,
Любезный с трудом расстался со своей добычей.
Вот такие неудержимые в своей злобе к зверю борзые и считались
настоящими злобачами. Современные борзые, десятки поколений которых не
работали по волку, не смеют броситься на него. В октябре 1962 г. на
съемках фильма "Война и мир", где я был консультантом по псовой охоте,
были попытки заснять эпизод схватки собак Николая Ростова с волком. Мне
удалось предварительно проверить по волку всех тридцать борзых,
участвовавших в съемках (почти все московские). Но хотя волк был
прибылой, да еще и соструненный ни одна собака не притронулась к зверю.
Все бросались догонять еле бежавшего волчонка (ахиллесово сухожилие
одной из его задних ног было перетянуто ремешком).
Но лишь борзая приближалась к волку, тормозила свою скачку, поворачивала
на 180° и, приподняв правило, бежала к владельцу. По желанию хозяев
собаки пускались на волка и поодиночке, и парами, а к паре подбрасывали
другую - ничто не помогало.
А лет 45 назад мне еще пришлось видеть проявление настоящей злобы псовой
борзой. В 1939 г. группа московских любителей попыталась проверить
работу псовых борзых по волку на территории усадьбы Завидовского
охотхозяйства Центрального совета Всеармейского военно-охотничьего
общества, которое имело там в клетке двух матерых зверей - волка и
волчицу. Всего собралось четыре московских владельца борзых - три со
сворами по три собаки и один (точнее, одна -Вера Константиновна Амелунг)
-с двумя кобелями. В качестве руководителя и консультанта был приглашен
В. С. Мамонтов, судья Всесоюзной категории, имевший до революции
комплектную псовую охоту. Приглашен был и я в качестве помощника
Всеволода Саввича. Приемщиком был В. В. Красов, бывший борзятник
мамонтовской охоты, работавший тогда доезжачим стаи гончих ЦС ВВОО.
Решили сначала, что надо пускать борзых на волчицу, так как она послабее
и смирная. Самец-то был не только крупный и сильный, но еще и страшно
злобный. Когда кто-нибудь из нас подходил к клетке, волк бросался на
сетку (она была из очень толстой проволоки) и вся клетка ходила ходуном.
Мне думалось, ну что тут можно сделать? А Красов вошел в клетку через
заднюю дверь.
Оба волка отпрянули в дальний угол клетки. Красов стал подходить к
волчице, рассчитывая "по-борзятнически" упасть на нее, быстро,
сострунить, а затем связать ей ноги. Но стоило только Красову
приблизиться кней, матерый понял замысел человека и бросился на защиту
волчицы. Оскалясь и рыча, он стал между ней и Красовым, готовый кинуться
на человека. После нескольких попыток Красов заявил:
- Всеволод Саввич, разрешите его взять, а ее он никак не даст.
- Бери его, если можешь, - отвечал Мамонтов. Красов попросил помочь ему;
надо было жердью, пропустив ее между станинами решетки, загнать материка
в угол.
- Вы только позабавьте его, - просил Красов меня и Амелунг. Ну, мы и
зажали волка в угол, действуя жердью из-под низа, чтобы не мешать
Красову подходить к зверю.
Все произошло мгновенно. Человек упал на волка, сбив его с ног и схватив
за уши.
- Войдите скорей, подайте струнку, - попросил Красов. Мы с Амелунг
вскочили в клетку, подали струнку, и Красов сразу сунул ее поперек
волчьей пасти.
Дальше было просто. Он обмотал и обвязал морду волка ремнем. Мы помогли
ему связать попарно ноги.
Я рассказываю здесь о работе Красова, чтобы дать понятие, какой
смелостью и каким искусством должны были обладать настоящие борзятники
при взятии волка. Не все были такие мастера, как Красов, но все дело
знали...
Затем волку перетянули на задней ноге сухожилье над скакательным
суставом и оставили длинный ремень, чтобы задержать зверя, если борзые
не возьмут его. Положили материка на телегу и вывезли в поле. Там
пускали его поочередно всем сворам и паре.
Три своры действовали, как одна. Каждая поначалу бросалась догонять, но
едва приспев к волку и почуяв, чем пахнет, все резко задерживали скачку,
поворачивали назад и бежали к владельцам, не без гордости приподняв
правила.
И только два совсем некрупных кобеля В. К- Амелунг отважно работали по
старому волку, в сравнении с которым они казались мелкими, слабыми.
Правда, Карай хватал только за гачи, но крепко хватал! А серый
первоосенник Рогдай - подчеркну, еле вышедший из щенячьего возраста, -
брал лишь по месту и, влепившись как пиявка, волочился за старавшимся
уйти волком. Удержать-то был не в силах - один да такого! А ведь сам-то
едва еще вступил во второй год жизни! Вот это и была та беззаветная,
страстная злоба к зверю, какую рад бы видеть у своих борзых любой
охотник-волчатник былых времен.
И не только в 1939 г., но и в 40-х, и начале 50-х годов я видел русских
псовых, сохранивших старую злобу и отвагу - единицы! В послевоенные 40-е
и в начале 50-х годов удалось организовать проверку борзых саратовских
питомников по волку. Впервые пробуя это дело в 1946 г., не приходилось
думать о настоящих садках, ибо свободно пущенный зверь мог уйти от
собак, и, пожалуй, не удалось бы его поймать в степи и вернуть в клетку.
На первых садках волк пускался соструненным и с перевязанным сухожилием
задней моги. От этого узла за волком волочилась свора длиной метров
семь. Волк, хотя и переярок, был не крупней октябрьского прибылого. А из
всех собак двух питомников хорошо брал зверя Коротай (питомник
Заготживсырья), да еще хватали более или менее удовлетворительно собаки
три-четыре.
Все же первый опыт показал, что в питомниках есть борзые, способные по
крайней мере задержать волка. Поэтому в 1947 г. пускали волка (крупного
прибылого) несоструненным и без перетяжки сухожилия, а только с
ошейником, за которым тащилась веревка длиной метров пять. Это была
известная страховка на случай, если приемщику придется брать волка, не
взятого собаками. И вот тут показал настоящую работу Кинжал (питомник
Заготживсырья), сбивший зверя с ног, поместившийся в глотку и плотно
державший его до приемщика. Недурно работал еще Азарт - первоосенник
питомника Облпотребсоюза. Коротай, прошлогодний победитель, брал волка
неудачно, но не отстал даже тогда, когда волк дал ему хватку. На
последующих садках отлично показал себя блесткий по экстерьеру Грозный,
внук вывезенной из Германии Фемины. Недурно работали и еще несколько
собак, но тут не было надежности.
А что злоба к зверю, так сказать, скрытая, потенциальная живет в русской
псовой породе, может подтвердить и такой случай. Мне сообщил о нем
охотник Ю. А. Ансеев из г. Прилуки Черниговской области, уроженец
Порецкого района Чувашской АССР (бывш. Алатырский уезд Симбирской
губернии). Места эти прилегают к бывшим владениям знаменитого в свое
время псового охотника П. М. Мачеварианова.
По словам Ю. А. Ансеева, много русских псовых борзых с мачевариановской
псарни после помещика попали к жителям окрестных селений. И охота с
борзой, прежде недоступная крестьянам, распространилась в Чувашии среди
сельских жителей. Борзых здесь стало много. Во время поездки на родину
Ю. А. Ансееву довелось узнать о ярком проявлении злобы далекими
потомками мачевариаиовских псовых.
Местный колхозный пастух, горячий охотник, имеющий пару борзых,
отправился на охоту полями своей деревни, взяв с собой вопреки
обыкновению ружье. Долго не мог он поднять ни зайца, ни лисицы и
повернул обратно домой, идя, конечно, другим путем.
Когда он шел полем между рекой Сурой и довольно большим по площади лесом
(Анастасовской рощей), то заметил в опушке, в негустом лиственном
насаждении какое-то движение. Ему показалось, что бежит там что-то рыжее
- ага, лиса! (А кто же еще мог быть там?).
Борзятник поднял перед суки (она была у него главной работницей) вровень
со своим плечом и стал показывать ей зверя. Она тихонько заскулила,
значит, пометила. Охотник опустил ее наземь. Она резво поскалала к
зверю, за ней помчался и кобель.
Очень быстро собаки настигли зверя и бросились на него. За дальностью
расстояния охотник так и не мог разглядеть зверя; да и чего разглядывать
- ясное дело лиса! Но что же это? Собаки никак не могут справиться со
зверем! А ведь с лисой у них расчет мгновенный. Зверь-то, должно быть,
никакая не лисица! И охотник со всех ног побежал к схватке. И вот увидел
он: шерсть летит, кругом набрызгано кровью! Грызня, рычанье, рев. Но
борзым никак не растянуть зверя!
Набежав вплотную, охотник понял: да это же рысь, и крупная! Схватил он с
плеча ружье и, уловив момент, как бы не попасть в собаку, одним
выстрелом прикончил зверя (это был крупный, матерый кот). У суки
оказалось распоротым брюхо, видны были кишки; и еще было несколько
больших и малых ран. Кобеля зверь тоже сильно изранил, но он еще мог
идти самостоятельно. Суку пришлось охотнику нести па руках. Нелегкое
дело нести такую большую собаку - и весит она немало, и, главное уж
очень неудобно. Все же человек донес свою трудную, но дорогую ношу. В
деревне он сразу же взял колхозную лошадь и на ней отвез собак в
районный центр -село Порецкое. Ветеринарный врач тотчас сделал им
необходимые операции и перевязки, и немало дней пришлось ему лечить
собак. Обе собаки поправились и снова стали работать на охоте.
Эта борьба со страшным зверем, вооруженным не только сильными и острыми
зубами, но еще и длинными, мощными когтями, бесспорно, свидетельствует о
незаурядной злобе борзых. Израненные, истекающие кровью, они готовы были
насмерть биться с противником, пожалуй, не менее опасным, чем крупный
волк. У этих борзых сохранилась и знаменитая злоба к зверю их славных
предков, и беззаветная отвага. Встреча с рысью, зверем больших и глухих
лесов, конечно, редчайший случай и не может служить основанием для
утверждений о необходимости восстановления всех былых качеств русской
псовой борзой и об охоте с ней на волков (говоря о породе в целом).
Другое дело - злоба к волку при добыче его с тазами и тайганами. Эти
породы всегда работали по волку (правда, больше с беркутом), и снимать с
них эту обязанность не следует. Наоборот, нужно бы ради укрепления
ценного качества устраивать испытания по подсадному зверю (садки) и
организовывать, даже строить, огороженные площадки для таких садок.
Приходится указать, что правила таких садок, предложенные в 1980 г.,
годны лишь для псовых борзых, а для среднеазиатских нужны другие с
учетом совсем иных приемов работы по волку тазы и тайгана.
Вежливость - это спокойное отношение борзой к скоту и домашней птице.
Стремление гоняться за всякой живностью свойственно щенкам всех
охотничьих пород. Легче всего отучаются от этого баловства легавые и
спаниели, хотя бы по одному тому, что они находятся в постоянном общении
с хозяином, с людьми, и любые их попытки гонять кур или овец сразу же
замечаются и так или иначе пресекаются. Встречаются щенки, которые даже
без всякой "науки", по собственной инициативе ведут себя с овцами и
курами деликатно.
Один мой спаниель еще в возрасте 5-6 месяцев полюбил встречи с овцами.
Когда стадо пригоняли и еще некоторое время небольшие группы овец
бродили по деревне, этот спаниель, заметив кучку овец, бредущих
посередине деревенской улицы, выходил им навстречу, ложился на дороге и
ждал. Овцы подходили вплотную, и какая-нибудь из них постарше, посмелее,
а, может быть, полюбознательнее, протягивала морду к спаниелю, и тот
принимался тщательно облизывать ее... С легавыми и спаниелями справиться
нетрудно, да они и мало опасны.
Другое дело борзая. Если она смолоду набаловалась гонять овец, то
повзрослев станет хватать, ловить их, а при силе ее челюстных мускулов и
зубах настоящего хищника ей ничего не стоит задушить овцу. А если,
раз-другой испытав эту забаву, борзая возьмется скотинничать при всяком
удобном случае, забава превратится в страшный порок, и подавить эту
ужасную привычку будет невозможно даже с помощью самых крайних,
чрезвычайных мер.
Борзые сельских охотников со щенячьего возраста привыкают к скоту и
птице. Да если деревенская собака попробует гоняться за телятами,
овцами, курами, гусями, ей так попадает от хозяина или случайного
свидетеля, что щенок после одного-двух уроков потеряет вкус к такой
гоньбе. Поэтому среди деревенских борзых скотинников нет.
Особенно подвержены опасности заразиться пороком ско-тинничества борзые
городских любителей. Тут необходимы специальные поездки в сельские
местности: в деревни, в поля, где пасутся стада. При таких поездках
охотник сперва водит свою молодую собаку на удлиненной сворке,
показывает ей скот и при попытках собаки броситься к животным, резко
одергивает и кричит "отрыщ" или "назад", или "нельзя". По мере того, как
борзая усвоит запрет бросаться за скотиной или курами, ее можно
отпускать, не отстегивая длинной сворки от ошейника, чтобы легче было
при необходимости поймать собаку. И как любой элемент обучения собаки
требует повторения, так и в этом случае нужно несколькими уроками
довести борзую до того, чтобы она ходила без сворки мимо стада или птицы
на сельской улице, не обращая внимания на домашних животных (даже кошек,
так как и из-за них могут быть неприятности!).
В понятие вежливости входит еще и поведение борзой с пойманным зверем.
Она не только не должна рвать или хотя бы мять пойманного зайца или
лисицу, но обязана лечь около задушенного ею зверя и ждать охотника. С
одной стороны, так достигается охрана добычи, а с другой - по собаке
легче пешему охотнику найти пойманного зверя в густых травах, бурьяне и
т. п.
Если по каким-либо причинам дело дошло до крайности, и борзая фактически
сделалась неисправимым, страшным скотинником, жалеть такого зверя не
приходится и надо испробовать последнюю, небезопасную для собаки меру.
Приготовив в ближнем поле или перелеске овцу, наводят на нее скотинника
как бы случайно. На собаке остается ошейник со своркой, чтобы ее было
легче поймать. Пусть борзая нападает на животное, его нужно тут же
быстро отнять. Затем, связав собаке ноги и надев на щипец намордник или
сострунив борзую, следует положить ее на землю. Поймав овцу, провести ее
через скотинника так, чтобы она толкала врага, топтала, а хорошо бы и
боднула.
Пусть собаке будет больно и страшно из-за своего бессилия (конечно,
следует по возможности оберегать собаку от тяжелых ушибов и травм).
Известно несколько подобных случаев "лечения" скотинничества, и каждый
раз одного такого урока бывало достаточно для полного исцеления. При
этом ни разу собака не получала заметного вреда для своего здоровья
Мастерство или сметливость необходимы для хорошей борзой. Среди
неспециалистов, знакомых с борзой только в чужих руках, бытует мнение,
что борзая "глупее других собак", что она вообще не умна. Подобное
мнение следует считать выдумкой. Людям, хорошо знающим борзых, известно,
насколько деликатна бывает борзая в обществе людей, как она привязана к
хозяину, как ласкается к нему и как готова защищать его при
необходимости. Эти черты уже свидетельствуют об уме борзой собаки. А
сколько ума проявляет борзая в разных сложных случаях! И на охоте не так
уж редко приходится наблюдать ее сметку, какую-то удивительную и
необъяснимую интуицию. Например, к мастерству или сметливости следует
отнести умение борзых мгновенно "угадать", как ей сократить расстояние
до зверя, если впереди появляется, например, автомашина на шоссе и т.
п., что должно заставить его изменить направление своего бега. Борзая,
обладающая мастерством, как бы интуитивно угадывает, вправо или влево
повернет зверь и бросается срезать дугу еще до его поворота.
Мне пришлось видеть, как борзая на некороткой доскачке, видя впереди
полосу лесопосадок, заранее помчалась к ее правому концу, словно не
обращая внимание на зверя и как будто зная, что он нырнет в посадку и,
повернув внутри нее, выскочит в поле именно около правого конца. И русак
выскочил в поле там, где ей было нужно.
Вот еще случай. На испытаниях борзых в Ульяновской области русак, не дав
борзым догнать себя, успел нырнуть в неширокую полосу не очень крупного
бурьяна. Псовая сука, скакавшая впереди других собак своры, скрылась в
сорах вслед за русаком. И вдруг борзятники, наблюдавшие эту работу
борзых, зашумели: "Вон она - Вьюга-то! Вон она!" Сука вспрыгнула над
бурьяном и, заметив на прыжке шевеление бурьяна, выскочила из соров
точно там, где ушел на чистое русак, увидела его, быстро достала и дала
ему хорошую угонку, а другие собаки замешкались в бурьяне, не сумев
проследить ход зверя (чутьем они, разумеется, не пользовались, так как
все были русские псовые, для которых пользование чутьем - только тормоз,
неизбежное снижение резвости, а значит, серьезная помеха в ловле).
Чутье используют при погоне за зверем среднеазиатские борзые - тазы и
тайганы. На территории Казахстана и Киргизии грунт, растительность, да и
все условия совсем не те, что на русских полях; не тот, конечно, и
зверь. А особенно нужно чутье тазе или тайгану, когда они сотрудничают с
беркутом. Тогда их дело прежде всего разыскать зверя по следу, заставить
его вскочить и тем самым подставить под удар беркута. "Беркутчи" -
охотники с беркутом-добывают множество зверей, если имеют чутьистую
тазу. Она, конечно, в соответствующем случае и сама ловит зверя, но
львиная доля добычи - дело птицы.
В старину для русской псовой борзой пользование чутьем считалось
пороком. О такой собаке борзятники с презрением говорили: "Смрадничает!"
Да и для других пород борзых европейской части России пользование чутьем
было не характерно, и, безусловно, нежелательно. И объясняется это
просто: борзая, занимавшаяся розыском зверя, разнюхивая его следы, почти
всегда упускает момент подъема зверя и неизбежно проигрывает в травле, а
то и вовсе не увидит зверя.
p.s. При
копировании материалов и фотографий активная ссылка на сайт обязательна.
